«Школа, – заявил Дьюи в 1896 г., – это одна из форм общественной жизни, абстрактной и контролируемой, которая носит непосредственно экспериментальный характер, и если философия когда-нибудь станет экспериментальной наукой, то отправной точкой для нее будет создание школы». Дьюи приехал в Чикаго, уже прекрасно зная, какую «школу-лабораторию» он хотел бы создать сам. В 1894 г. он сказал своей жене:

Я постоянно думаю о школе, о той школе, где поистине созидательная деятельность определяла бы ее сущность и служила бы источником всех ее начинаний; где бы вся работа строилась  в двух направлениях: одно – социальное измерение этой конструктивной деятельности, другое – контакт с природой, поставляющей сырье для первой. Теперь я представляю себе, как плотницкое дело, используемое при строительстве макета дома, может стать источником социального обучения, с одной стороны, и научного – с другой, осуществляемого, однако, в пределах тех возможностей, которые дает владение конкретными навыками данной профессии – наметанные глаза и руки.

Дьюи предложил руководству университета создать школу, которая обеспечивала бы тесную связь между «теоретической работой и требованиями практики» и стала бы важнейшим компонентом кафедры педагогики – «нервом всей системы». Он получил поддержку Харпера, который сам принимал активное участие в компании по проведению образовательной реформы в Чикаго. В январе 1896 г. Экспериментальная школа Чикагского университета открыла свои двери. Поначалу она насчитывала 16 детей и двух учителей, однако уже в 1903 г. было 14 учащихся и 23 учителя плюс 10 ассистентов-аспирантов. Большинство учащихся составляли дети преподавателей, в том числе коллег Дьюи. Учреждение быстро приобрело известность как Школа Дьюи, поскольку в данной лаборатории апробировались его идеи по функциональной психологии и демократической этике.

Центральное место в учебной программе Школы Дьюи отводилось, по его определению, «занятию», или «виду деятельности ребенка, который воспроизводит или аналогичен какому-либо виду работ, выполняемых в общественной жизни». Учащиеся, разделенные на 11 возрастных групп, занимались по ряду проектов, по различным традиционным и современным специальностям. Самые младшие (4 – 5 лет) занимались деятельностью, с которой они сталкивались дома или у соседей: приготовлением еды, шитьем и плотницким делом. Шестилетки строили из блоков ферму, сеяли пшеницу и хлопок, которые потом собирали, перерабатывали и перевозили свой урожай на рынок. Семилетки изучали доисторическую жизнь в самостоятельно построенных пещерах, в то время как их 8-летние соученики были всецело поглощены странствиями финикийских мореплавателей, Робинзоном Крузо и открытиями таких путешественников, как Марко Поло, Магеллан и Колумб. Местная история и география занимали внимание 9-летних учеников, а их 10-летние товарищи изучали историю колониального периода, создавая точную копию комнаты одного из первых американских домов. Деятельность учащихся более старшего возраста не была строго привязана к определенному историческому периоду (хотя история по-прежнему оставалась важнейшим элементом), их главным занятием было научное экспериментирование в области анатомии, электромагнетизма, политэкономии и фотографии. Создание 13-летними учащимися дискуссионного клуба и поиски места для встреч его членов завершились строительством внушительного клубного здания. В клуб принимались дети всех возрастов для участия в совместном проекте, который для многих стал символическим моментом в истории школы.

Поскольку практическая деятельность по профессиям указывала, с одной стороны, на необходимость научного изучения материалов и процессов, задействованных в ней, а с другой – на ее роль в обществе и культуре, тематический упор на профессии давал возможности не только для трудового воспитания и исторических изысканий, но и для изучения математики, геологии, физики, биологии, химии, искусства, языков. По Дьюи в Экспериментальную школу «ребенок приходит, чтобы приносить пользу – готовить еду, шить, работать с деревом и инструментами, овладевая простейшими навыками созидательного труда; именно вокруг этой трудовой деятельности строится обучение чтению, письму, арифметике и т.д.». Навыки чтения, например, развиваются, когда дети осознают наконец их практическую значимость для решения проблем, с которыми они сталкиваются в процессе своей профессиональной деятельности. «Если ребенок понимает, почему необходимо приобретать практический навык, – утверждал Дьюи, – то это в значительной степени облегчает ему овладение им. Поэтому книги и умение читать рассматриваются исключительно как инструменты».

Кэтрин Кэмп, Мехью и Анна Эдвардс, преподававшие в Экспериментальной школе, впоследствии составили полный отчет об этом замечательном педагогическом эксперименте, где приводятся факты о выдающемся успехе Дьюи и его коллег в применении на практике его теории, что подтверждалось также свидетельствами менее заинтересованных лиц. Достаточно привести один пример. Шестилетние ученики школы, опираясь на практический опыт по выполнению домашних обязанностей, полученный ими в детском саду, сосредоточили свою работу на «занятиях, полезных для дома». В детской песочнице, прямо в классе, они построили модель фермы, а на школьном дворе посеяли озимую пшеницу. Как в большинстве случаев созидательного труда в школе, сооружение макета фермы позволило им усвоить некоторые математические понятия:

 Когда надо было разделить территорию фермы, построенной в песочнице, на участки для посева пшеницы, кукурузы и овса, а также для строительства дома и сарая, дети использовали в качестве средства измерения однофутовую линейку. Это помогло им понять, что такое «четвертушки и половинки»: произведенный ими раздел – пусть неточный – все же помог им разметить территорию фермы. По мере того как они учились пользоваться линейкой и определять пол- и четверть фута или дюйма, они должны были, естественно, выполнять все более сложную и тонкую работу… При строительстве жилого дома на ферме понадобилось 4 столба и 6-7 планок одинаковой высоты. Измеряя планки, дети часто забывали прикладывать левый конец линейки к левой стороне планки, с тем чтобы два-три раза перепроверить размеры и убедиться в их достоверности. Проделав эту работу при строительстве одной стороны дома, они повторили свои действия при создании другой, где естественно работа шла быстрее и точнее.

 На подобных примерах можно проследить не только то, как можно, основываясь на интересе ребенка к конкретному виду деятельности (строительство макета фермы), структурировать учебный процесс (измерение и оперирование дробями), а также познакомить с эмпирическими методами решения задач, в которых ошибка – важный фактор познания. Вооружение детей опытом «из первых рук» при решении проблемных ситуаций, созданных главным образом ими самими, стало ключевым моментом педагогики Дьюи. Он был уверен, что, «пока акцент не переместится на условия, вынуждающее ребенка принять самое активное участие в непосредственном создании собственных проблем и в их разрешении (пусть даже ценой многих проб и ошибок), его ум не может быть по-настоящему свободным».

Читая описания и отчеты Экспериментальной школы, трудно понять, как некоторым критикам удалось причислит Дьюи к сторонника «бесцельного» прогрессивного образования. Он ясно изложил свои учебные цели, которые отчетливо прослеживались в классной работе его учителей. Дьюи ценил знание, накопленное человечеством, как самый последовательный традиционалист, и он стремился к тому, чтобы дети в его начальной школе имели доступ к достижениям в области естественных наук, истории искусства. Он хотел также, чтобы они научились читать, писать, считать, мыслить по-научному и изысканно выражать себя. Что касается учебных предметов, то здесь образовательные цели Дьюи отличались традиционностью, а вот методы его были новаторскими и радикальными, и, какими бы традиционными ни были его цели, они характеризовались исключительной ясностью.

Значение Экспериментальной школы не исчерпывалось лишь тем, что она служила испытательной площадкой для функциональной психологии и прагматизма Дьюи; не меньшее значение она имела как средство выражения этики и теории демократии великого педагога. «Социальный этап образования, – говорил он, – должен предшествовать всему остальному». Помимо всего, школа Дьюи представляла собой эксперимент в области обучения демократии.

По всем имеющимся данным можно сказать, что Дьюи добился заметных успехов в создании в Экспериментальной школе демократической общины. Дети все вместе участвовали в разработке проектов, реализация которых осуществлялась в соответствии с разделением труда (типа кооперации с частой ролевой ротацией). Более того, демократический дух культивировался, не только среди учащихся школы, но и среди ее персонала. Дьюи резко критиковал школы, не допускающие учителей к процессу принятия управленческих решений. Его особенно беспокоили реформаторы, которые отнимали рычаги управления школами у коррумпированных политиков, чтобы наделить школьную администрацию огромной авторитарной властью. Такая критическая позиция отражала приверженность Дьюи идеям демократии независимо от сферы их приложения. «Что означает демократия, - спрашивал он, если не возможность для индивида сказать свое слово при определении условий и целей своей работы и не возможность (в целом, через свободную и взаимную гармонизацию различных индивидов) лучшего выполнения работы, чем это достигается при ее планировании, организации и руководстве несколькими людьми – пусть очень умными и действующими из самых лучших побуждений». Дьюи пытался внедрить в практику Экспериментальной школы эту демократию на рабочем месте. Работа учителей строилась так же, как и работа детей. Каждую неделю учителя собирались для обсуждения и планирования своей работы, и хотя присутствие самого Дьюи, бесспорно, охлаждало их критицизм, они все же играли активную роль при составлении учебной программы.

На самом деле Дьюи не владел стратегией преобразования всех американских школ в институты радикальной демократии. Хотя он и не ожидал, что методы Экспериментальной школы найдут широкое распространение, он все же надеялся, что его детище послужит источником вдохновения для всех сторонников реорганизации государственной системы образования, а также станет полигоном и исследовательским центром для реформистско настроенных учителей и ученых. Он всегда недооценивал то обстоятельство, что успех школы объяснялся его отстраненностью от социальных конфликтов, разногласий и несправедливостей – ситуацией изоляции, которую трудно воспроизвести. В конце концов, это была школа с ограниченным контингентом учащихся из зажиточных слоев и высококвалифицированными, преданными своему делу учителями, которым всегда готовы были помочь лучшие умы одного из крупнейших университетов.

Дьюи отнюдь не помышлял превратить школы в мощные оппозиционные учреждения в самом центре американской культуры, все же имел ясное представление и понимание того, какими они должны быть в истинно демократическом обществе., и пытался – довольно успешно – воплотить свое видение в Экспериментальной школе, которая очевидно, не предназначалась для социального воспроизводства. Хотя Дьюи стремился соединить школу с обществом путем введения в учебный план производственной деятельности – определенных профессий, он намеренно освободил их от некоторых основополагающих черт американского общества, изъяв их из социальных отношений капиталистического производства и поместив в контекст сотрудничества, что сделало их совершенно неузнаваемыми для тех, кто владеет этими профессиями в жизни. По словам Дьюи, в его школе «типичные профессии освобождены от какого-либо экономического давления, поскольку цель состоит не в создании экономической стоимости продукта, а в развитии социальной силы и интуиции». Освобожденные от «узкой утилитарности», эти профессии в школе были организованы таким образом, чтобы «метод, цель и понимание укоренились в сознании того, кто выполняет работу, чтобы его деятельность не казалась ему бессмысленной». Труд, который выполняли дети, не был отчуждающим: в нем полностью отсутствовало деление на физический и умственный, что получает все более широкое распространение на промышленных предприятиях и в учреждениях страны. Дьюи часто называл Экспериментальную школу «эмбрионом общества», но она была далека от того общества, которое существовало за ее стенами.  Более того, она обещала не воспроизводство индустриальной Америки, а скорее предвосхищала ее радикальную перестройку.

Прототипическая община Дьюи просуществовала недолго, и, по иронии судьбы, борьба сотрудников Экспериментальной школы за право руководить ею приблизила ее конец. Дьюи и его педагоги не являлись собственниками школы – она принадлежала Чикагскому университету. В 1904 г. его президент Харпер поддержал недовольных учителей и администрацию школы, основанной полковником Френсисом Паркером (и слившейся в 1903 г. со школой Дьюи), которые выражали несогласие с фактом их объединения со «Школой г-на и г-жи Дьюи» и опасались, что Элис Дьюи, в частности, может обойтись без их услуг. Когда Харпер уволил Элис, Дьюи подал в отставку и почти сразу согласился занять пост в Колумбийском университете, с которым связана вся его дальнейшая карьера. Потеря Экспериментальной школы позволила другим вольно интерпретировать, применять и часто искажать педагогические идеи Дьюи, лишив его удивительного инструмента своих демократических идеалов.

Работа составлена по материалам журнала "Перспективы", № 1/2, 1994 (85/86).

---

---

Вы посетитель данной страницы Страница создана 07.11.2004

разработка и дизайн © 2004